Marionne

Когда-то я была уверена, что говорить приемным детям о том, что они неродные – жестоко. Надо скрывать правду. С этим убеждением я пришла на курсы приемных родителей, и через 3 месяца вышла с твердым убеждением, что врать не надо. Пока я не взяла Вовку – я была убеждена, что совершенно спокойно посажу ребенка на колени и расскажу, как однажды пришла в детдом забрала его. Но реальность оказалась гораздо сложнее. Мне хотелось найти самый удачный момент для этого – спокойное место, хорошее настроение, доверительный тон, много свободного времени. Однако, когда Вовка появился у нас в семье, я поняла, что рассказать, вероятно, придется случайно, спонтанно, краснея и на ходу подбирая слова, ну примерно так, как если ребенок в очереди в магазине спрашивает у мамы, а как у той тети с большим животом малыш попал внутрь, и как он собирается оттуда вылезти.
Если старший сын не афишировал, откуда у нас взялся Вовка, то средние на все лады рассказывали каждому встречному. Однажды я попросила их это не делать. Но тут Маша, 7-летняя дочка, возмутилась: «Я ведь его так защищаю! Вдруг кто-то захочет обидеть Вову, а если будет знать, что он приемный, то его не обидят и пожалеют». Аргумент выглядел железно, и я оказалась в тупике, ведь она была уверена, что защищает брата. И все же объяснила Маше и Мише, что не надо так волноваться, что кто-то обидит Вову. Если кто-то спросит, то можно ответить правду. А если никто не спрашивает и Вову не обижает – то совсем не надо кричать, что мы взяли его из детдома.
Каждый день, глядя на Вовку, у меня сжималось сердце, мне все меньше хотелось посвящать его в правду жизни и в правду его появления. Вовка так привязан ко мне, что меня одолевал страх, что будет, если он узнает правду. Малыш ревниво отодвигал средних, висел у меня на шее и кричал громче всех в садике: «Это моя мама пришла! Это моя! Она пришла за мной!» Для любой матери такие слова довольно обычны. Для меня они были одновременно радостью и страхом.
И вот в один прекрасный день, точнее вечер, когда я была в состоянии предзабытья после дежурства и тоскливо смотрела на часы, дожидаясь 21.30, чтобы отправить детей в ванную, все мои дети вытащили альбомы с фотографиями и разложили их на полу, превратив просто бардак в моей комнате в непролазный бардак. Старший, Саша, порывался навести порядок – но тщетно. Дети увлеченно смотрели фотографии, отыскивая себя.
- Вот Саша! – Миша ткнул в кулек, перевязанный синей ленточкой.
- Откуда ты знаешь? – Маша недоверчиво рассматривала фотографию, - Может, это ты.
- Это не я. Если бы это был я – то рядом была бы ты, мы же вместе родились! Так что это Саша. Он только что родился.
-А вот это точно я и ты, - Маша показала на другую фотографию, на которой красовались два кулька, перевязанные голубой и розовой ленточками.
-А где я? – спросил Вовка, надувая губы.
- А тебя тут нет, малыш, - заключил Саша.
Прошло больше часа после этого разговора, когда ко мне в комнату пришел Вовка. Он вообще актер. Иногда такую мизансцену разыграет, что профи отдыхают. И вот пришел малыш, сел ко мне на кровать, сложил ручки на коленях, склонил головку, а из глаз тихо закапали большущие слезы. Сидит тихо, даже не всхлипывает, а слезы капают на смуглые ручонки. Человеку всего 2 года и 10 месяцев, замечу.
- Что случилось, малыш? – приготовившись к очередной жалобе, что кто-то что-то отобрал – не дал, спросила я.
- Я не родился, - серьезно ответил Вовка.
-Как это не родился?
- Я не родился. Я как-то еще появился, - с досадой в голосе пояснил Вовка.
- Почему ты так решил?
-Меня на фотоларфиях нет (фотографиях)…
Меня окатила холодная волна. Вот он тот самый момент, когда надо решиться и сказать, как оно есть. (Какой же он умный в неполные 3 года!)
- Не расстраивайся, малыш, - я сгребла Вовку в объятья и тут же протрезвела ото сна. – Ты родился, конечно же, родился! Просто… потом ты потерялся.
Я сделал паузу, и открыла нужный альбом.
- Смотри, это я тебя нашла, - я показала фото из детдома. – О тебе заботились чужие тети, пока я не нашла тебя.
Вовка внимательно рассматривал фото.
- Это не мой детский сад! Это неправильный детский сад! Тут мало игрушек. И они не мои…
- Конечно, не твои. Это детский дом, там живут детки, которые потерялись.
-Ты их потеряла? Ты меня потеряла?
- Нет, не я. Другая тетя потеряла, - вымолвила я.
-Почему потеряли?
Меня охватила паника, как ответить, почему… Я не была готова. Но Вовка сам ответил:
-Наверное, я плохо себя вел и ушел в лес… сам… - он опять склонил голову и выглядел таким серьезным, словно ему 33 года, а не около 3…
- Нет, ты хорошо себя вел, и все эти дети тоже хорошо себя вели. А вот взрослые…плохо. Так иногда бывает.
- Их надо поставить в угол, - сердито добавил Вовка и слез с моих рук.
Через несколько секунд он переключился на игрушки и побежал к Маше:
- Маша, Маша! Я родился! Просто потерялся! Я не другой!
Несколько дней я не могла прийти в себя от этого случая. Ребенку нет и трех лет, а он понимает, чувствует и рассуждает, как взрослый человек! Откуда в нем это? Чутье или незаурядные способности… Ведь он понял, что с ним что-то не так, что он отличается от других детей лишь потому, что у него нет фотографий из роддома! Я была потрясена. Но еще больше я рада, что наш первый, такой трудный разговор все же состоялся. И что правде Вовка обрадовался. Теперь, когда Вовка кричит на весь садик «Это МОЯ мама!» - я знаю, что Вовка понимает, что мама его нашла и стала «его мамой».